Моряк Севера
30 апреля 2002 (15)
Л.Н. Скарабевский

ПАМЯТЬ ВОЗВРАЩЕННАЯ

20 сентября 1944 года в лагере смерти Штутгофф был кремирован арестованный накануне гестапо и до-ставленный из лагеря Эльбинг за участие в движении Сопротивления Николай Адаев - первый редактор газеты "Моряк Севера", нашей газеты (карточка военнопленного N 33307).

Последний документ, который представил участникам международной конференции ("Помним "Ижору", 05.03.2002, ГМА им. С. О. Макарова, С.-Петербург) доктор Норберт Клапдор (ФРГ), подвел черту под моим многолетним журналистским поиском, начатым в 1992 году.

К сожалению, "Моряк Севера" не только в Германии, но и в Ленинграде тогда не читали, и для всех участников названной конференции примерно за полтора месяца до нее стало открытием, что 7 марта 1942 года после расстрела п/х "Ижора" тремя эсминцами, сопровождавшими линкор "Тирпиц", единственный член экипажа, поднятый из воды, был старший помощник капитана Адаев Николай Илларионович.

Он им (немцам с эсминца "Friedrich Ihn") этого не сказал, в журнале боевых действий корабля (копия его передо мной) персонально зафиксирован не был, в норвежских лагерных архивах не обнаружен.

Обнаружен он был в материале "Долг памяти и чести" ("Правда Севера", 29.08.2001), под портретом Р.Кунникова, который им - членам общественной организации "Полярный конвой" (С.-Петербург), организаторам конференции - многое разъяснил.

Немецким историкам (Н. Клапдор) и нашим журналистам (Ю. Лебедев) стало ясно, что они введены в заблуждение командиром кормового орудия Робертом Аккерманом (он еще жив), заявившим, что поднятый на борт моряк был боцманом. Его и искали. Остальное было вопросом техники при немецком канцелярском совершенстве - телефонный звонок Лебедева мне в Архангельск, выход на Клапдора, архив Штутгоффа - и все ясно.

Теперь собственно об "Ижоре". В начале 1942 года она вышла из Мурманска в свое третье плавание в конвойном ордере в составе сформированного в Кольском заливе QP-8. Пароход английской постройки (1921 г.) отстал, задымил, нарвался на охранение "Тирпица". И не уклонился от боя.

Немцы с эскадренных миноносцев видели боевой расчет кормового орудия - он вел огонь и в его составе были женщины.

Но подвиг "Ижоры" - коллективный подвиг экипажа - в другом. По приказу капитана В.Белова радист открыто вышел в эфир и дал радиограмму: ": gunned gunned Ijora gunned RR de UPEQ 7235 N 1050 E Ijora".

Это был смертный приговор себе. Тогда-то, собственно, и начался расстрел, длившийся около часа. Ссылаюсь на данные историка Бернарда Гомма ("Война на море. 1939-1945". Висбаден, 2000 год). По тихоходному пароходу немцы выпустили 2 торпеды, произвели 11 выстрелов орудиями 150 мм, 43 вы-стрела орудиями 127 мм и 82 - 37 мм. А "Ижора", груженная архангельским лесом, упрямо не тонула, и только после того как эсминец "Schoemann" сбросил ей под борт 2 глубинные бомбы, наступил конец.

И подвиг самопожертвования в том, что голос гибнущей "Ижоры" - не SOS, а предупреждение об опасности - указал направление атаки английской эскадре адмирала Д.Тови.

Сигнал по сути означал: шутки в сторону - в море "Тирпиц"! - а он-то и был нужен флоту Метрополии, что подтвердил в своем выступлении капитан I ранга Листер Саймон, военно-морской атташе Великобритании, описывая роль своей страны в охране и сопровождении конвоев.

Наконец, голос "Ижоры" позволил, изменив курс к N, прикрыть охранением с юго- запада суда конвоя PQ-12, увеличить ход и уйти из опасных квадратов конвою QP-8. Уже без "Ижоры".

Об этом событии, о гибели судна со всем экипажем в разное время писали Р. Горчаков и В. Пикуль (его вдова весьма кстати приняла участие и выступила на конференции).

Сегодня трагедия "Ижоры" изучается и оценивается в ином масштабе. Журнал боевых действий "Тирпица" подтверждает информирование его командиром руководства ВМС Германии о задержании и потоплении русского парохода, который, нарушив радиомолчание, демаскировал фашистский линкор и дал возможность англичанам, бросив на него затем тяжелую авиацию, запереть в фьордах Норвегии.

Больше того, Н. Клапдор пришел к выводу, что "трудяга-лесовоз, груженный досками, предопределил и ускорил поражение немецкой армии фельдмаршала Роммеля в Африке, поскольку именно он задержал, а потом и вообще сделал невозможным поход линкора "Тирпиц" из северных морей в средиземноморскую акваторию для завоевания там господства над английским флотом".

Вот так надо делать историю!.. И пишут ее немцы. Трудно на журналистском уровне воспроизвести причинно-следственную связь двух событий: первое - нажатие на ключ 7 марта 1942 года пальцев радиста Николая Гусарова и второе - "отчаяние" Роммеля, оставшегося в жаркой Африке без мощной поддерж-ки с моря.

А никто и не пытался воспроизвести. Уже на следующий день после конференции "Комсомолка" ("КП - С.-Петербург", N 41) под крупным заголовком, повторившим слова В. Пикуля: "Помните, люди, эту "Ижору"!" дает анонс: "Гибель русского сухогруза в Северной Атлантике помогла ускорить поражение немцев в Африке".

И никаких сомнений и недопустимой иронии. Вопрос слишком серьезен. Я же пишу лишь о судьбе человека.

В июле исполняется 60 лет трагической эпопее конвоя PQ-17. 10 лет назад в ходе подготовки к полувековому юбилею этого похода кораблей и судов союзников (который наши ветераны отметили вместе с ними - членами "The Russian convoy club" в Марфином доме) мне удалось установить связь с несколькими советскими его участ-никами. Среди них оказался Лев Борисович Некипелов (г. Клайпеда, Литва).

13.04.42 года был торпедирован пароход "Киев" (ДВМП) - конвой QP-10, на котором он плавал IV механиком и был спасен английским корветом. А 04.07.42 года был потоплен авиацией п/х "Earlston" (Велико-британия, PQ-17), на котором он же в составе группы возвращался на родину. 10 дней на шлюпке, затем тюрьма в Тромсе и концлагери в Норвегии, Дании, Восточной Пруссии. Впрочем, все это отдельная драматическая история.

И вот в одном из писем, рассказывая о своей нелегкой судьбе и пути, который прошли десятки тысяч и каждый по-своему, он между прочим, в конце, РS, заметил: "Полагаю, что я один и, наверное, последний, кто располагает информацией об истинных обстоятельствах гибели этого судна. Будучи в Германии, в лагере познакомился с бывшим старпомом "Ижоры" Адаевым Николаем.

Он был единственным оставшимся в живых из экипажа. До конца войны он не дожил. Был замучен:" (22.04.92 г.)

И поскольку в следующем, более подробном письме Адаев был обозначен моряком Северного пароходства, невольно память вернула к статье В. И. Дерябина ("МС", XII.81г.) "Первый редактор" - в номере, посвященном 50-летию газеты. Отсюда все и началось.

Стало ясно, что первый редактор не погиб в море. Что на фотографии, сопровождавшей статью, изображен не он. Письма Л. Некипелова последовательно воссоздали словесный портрет Адаева, и процесс, грубо говоря, опознания его личности, сличения с материалами личного дела, присланного по запросу из Мурманска, завершился уверенными словами единственного свидетеля: "Никаких сомнений нет - это Николай". (16.06.92г.).

Раскручивая события в обратном порядке, возвращаюсь к его судьбе.

В конце августа 1941 года он вызван из Мурманска в Архангельск и после проверки знаний приказом начальника СГМСПП Н. В. Новикова (написанным, кстати, рукой известной еще многим И. Т. Климовской) в тот же день "освободившийся с п/х "Сосновец" капитан Адаев Н. И. с 31.VIII.41г. назначается старшим штурманом п/х "Ижора"". (Архив СМП).

И еще один документ. Справка от 28.06.45 - жене, сыну и дочери. "Настоящая дана в том, что тов. Адаев Н. И. состоял в должности старшего помощника капитана МГМП и пропал без вести в районе военно-морских действий, вследствие чего исключен из списков о/к от 15.07.42 г." (Архив ММП).

В этом же личном деле оказались адреса родственников из переписки с ними аппарата ММП и НКМФ. Удалось найти его младшего брата, сестру, дочь: и многое рассказать им, 50 лет не знавшим ничего о судьбе родного человека. Но это уже иная история, которая продолжается и сегодня.

Мурманск. Адаев оказался в этом городе весной 1940 года, откликнувшись на обращение Наркомморфлота, и остался там на постоянной работе в молодом еще пароходстве, став капитаном (п/х "Севзаплес", "Ока", "Ястреб", "Сосновец"). Это поступок.

Приехал он в Заполярье из Ленинграда, где с 1933 года плавал штурманом, и хорошо плавал. Газета "Правда" (15.X.35г.) сообщает, что моряки п/х "Магнитогорск" в штормовом море спасли команду из семи человек с датской шхуны "Сампо".

"Мы спустили спасательную шлюпку, - сообщает капитан Э. Мягер. - Команду над ней принял мой старший помощник орденоносец тов. Адаев". Правительство Дании через консула наградило его именным биноклем.

Орденоносцем (орден Трудового Красного Знамени N 273) он стал, приняв участие в легендарном походе "А. Сибирякова", первом сквозном походе на восток, давшем толчок к созданию Севморпути.

Один из его участников Г. И. Дурасов вспоминает в канун 45-летия этого события ("Правда Севера"): "Кстати об Адаеве. По специальности он был штурманом, но работал в редакции газеты "Моряк Севера" и проявил много настойчивости, чтобы попасть в состав экспедиции. Отсутствие вакансии штурмана не остановило Адаева, и он пошел в поход матросом II класса.

По рекомендации крайкома ВКП(б) Адаев был избран секретарем парторганизации и успешно справлялся с обязанностями партийного руководителя" команды, которую возглавлял В.Воронин, а экспедицию - О. Шмидт и В. Визе.

Н. И. Адаев появился в Архангельске в 1924 году на г/с "Метель", в перегоне которой из Обской губы принимал участие. Затем плавал матросом на судах СГМП и учился на вечернем отделении нашей мореходки.

Передо мной фрагмент группового снимка 1-го выпуска штурманов дальнего плавания рабочего отделения Архмортехникума - 17.04.29 г. Справа от Адаева (он положил руки на нактоуз магнитного компаса) на фоне знамени "Через моря и океаны - к маяку социализма" - В. С. Тимофеев.

Наконец, первый - самый первый номер нашей газеты. 12 декабря 1931 года - отв. редактор Адаев (и еще три его подписи под рабкоровскими заметками).

А. Гайдар писал: "Обыкновенная биография в необыкновенное время:" Пожалуй, биография Н. Адаева все же была не рядовой, вместе с тем отражала свое время полно и интересно.

Итак, 1931 год. Ему 26 лет. Позади разрыв с отцом на идейной основе, самоутверждение в морской профессии. Он уже штурман дальнего плавания, впереди - "А. Сибиряков", капитанский мостик и 10 лет созвучной со временем простой, счастливой и жестокой одновременно жизни.

И долгое безвестие для тех, кто ждал его и всех моряков "Ижоры". Кто испытал это, говорят, что без вести пропавших ждать и надеяться особенно трудно.

Л. Б. Некипелов откровенно писал мне, что в 60-70-х годах он рвался в прессу, в парторганы Мурман-ска за поддержкой, чтобы рассказать правду. "Ведь кто-то еще остался, кому очень дороги были эти парни с "Ижоры". А они погибли, до конца выполняя свой долг: Однако в ту пору, как только речь заходила о пленных, на все накладывалось "табу". Если вас это заинтересует, могу написать:"

И написал 6 писем (они в фонде "Ижоры" СГММ) о себе и человеке, с которым жил в одном бараке, работал на одном Lokomotivfabrik von F.Schichau, Elbing, видел уходящим на смерть, неумелой, но чуткой рукой нарисовал его портрет - по памяти, через 50 лет: "Примерно так он выглядел тогда".

...Старая коммунальная квартира на Курляндской улице С.-Петербурга, недалеко от порта. Здесь он жил, здесь его ждали. И сегодня в этих комнатах живут Адаевы - его брат и сестра, которых он усыновил после смерти отца и дал им свое отчество. Отсюда в октябре 1992 года я получил от них первое письмо и неоднократно здесь бывал.

Сестра - Людмила Николаевна - радистка, участница конвойных плаваний на Дальнем Востоке, затем много лет работала в радиоцентре БМП.

Брат - Венедикт Николаевич - блокадник, ученик художественной школы при Академии художеств. После эвакуации профессионально работал в книжных издательствах и газетах Ленинграда.

А год назад накануне Дня Победы я передал в наш морской музей написанный им портрет старшего брата - журналиста и моряка в совторгфлотов-ской фуражке образца 1930 года.

Эпоха, память, человек: Хочется обнажить голову, отдавая честь всем, кого не вернуло море.

Л.Н. Скарабевский, член Союза журналистов.